По субботам Том редко оставался дома с утра. Двери школы были открыты для всех видов общественных мероприятий, и он считал своим долгом находиться при этом на рабочем месте. Люди всех возрастов приходили сюда: пожилые пары — чтобы позавтракать блинчиками в столовой, молодежь — чтобы поплавать в бассейне или поучиться танцевать в спортзале, а в классных комнатах собирались различные общества — от садоводов-любителей до взрослых детей из семей алкоголиков.

Суббота после футбольного матча не была исключением. Том собрался уходить уже в 8.30 утра.

— Чем ты сегодня займешься? — спросил он Клэр, споласкивая свою кофейную чашку. После той ужасной ночи они оба относились друг к другу особенно чутко и нежно, рассматривая свои чувства как нечто очень хрупкое и бесценное.

— Пройдусь по магазинам за продуктами, потом уборка, потом буду готовиться к урокам. Когда вернешься, посмотришь, что там с-распылителем на кране, а то он не работает.

— Конечно. — Проходя мимо, он поцеловал жену. — Пока.

Она задержала его, целуя крепче, и, улыбаясь, они неохотно разомкнули объятия.

— До встречи, — прошептала Клэр.

— Как только я вернусь.

Теперь их улыбка скрывала нечто большее, была обещающей и сексуальной.

Том провел утро в своем кабинете, наслаждаясь тишиной и изучая школьный бюджет, пытаясь выкроить средства для курса русского языка, который собирались преподавать по кабельному телевидению, транслирующему свои передачи в пяти районах Миннесоты.

Незадолго до обеда к нему зашел Робби в пропотевшей футболке и грязных кроссовках.

— Привет, па.

— Привет, — бросая карандаш и откидываясь назад в кресле, ответил Том. — Качался?

— Ага, а теперь моя машина не заводится. Кажется, сел аккумулятор.

— Ну что ж, я тоже собирался домой. — Том собрал документы и сложил их стопкой. — Пойдем, посмотрим, что случилось.

К середине дня обычно все мероприятия в школе заканчивались. Том запер стеклянные двери учительской, прошел по пустой столовой, проверил коридоры первого этажа — там тоже было пусто. Где-то в здании работали уборщицы, он слышал, как из западного крыла доносилась музыка, передаваемая по радио. Входные двери были опять открыты настежь.

На дворе стояла прекрасная сентябрьская погода. Небо нежно голубело. Клены, окаймлявшие центральную дорожку, и массивные вязы в соседних дворах еще не поменяли свой густой зеленый наряд. Хозяин дома через дорогу мыл свой красный автомобиль. На территории школы царила непривычная тишина. В такие дни Том ощущал какую-то пустоту в душе — здесь становилось так тоскливо без гама и суеты. Когда стоянка для автомобилей пустела, Гарднеру всегда хотелось поскорее отправиться домой.

Том и Робби забрались в машину Тома, припаркованную недалеко от главного входа, и доехали до ученической стоянки. «Нова» в одиночестве красовалась посреди пустой площадки, ржавым кузовом напоминая старое цинковое ведро.

— Она что, вообще не заводилась?

— Не-а, глухо.

— Тогда лучше попробую завести ее от своего аккумулятора.

Том подъехал вплотную к «нове», открыл капоты обеих машин и подключил провода. Робби подошел поближе и, опершись о крыло автомобиля, сказал:

— Надо, наверное, все тебе рассказать, потому что ты все равно узнаешь. Тренер вчера устроил мне взбучку.

— Да? — Том не смотрел сыну в глаза.

— Это из-за Аренса. Тренер считает, что у меня на него зуб.

Том бросил взгляд через плечо:

— А это не так?

— Не знаю. — Робби угрюмо пожал плечами. Том выглянул из-под капота, отряхнул руки.

— Расскажи мне все. Я не собираюсь ругать тебя, просто расскажи мне, что ты думаешь.

— Черт побери, папа, Джефа перевели в запасные!

Том видел, что сын не может примириться с тем, что случилось, и не собирался читать ему нотации.

— А как к этому отнесся сам Джеф?

— Не знаю. Он ничего не говорит.

Гарднер немного помолчал.

— Значит, ты возмущен больше него?

— Нет, дело не в этом. Но мы с Джефом играли вместе с третьего класса!

Это прозвучало немного раздраженно, и, отвернувшись, младший Гарднер облокотился о машину. Том минуту смотрел ему в спину, потом вытер руки носовым платком и стал рядом с сыном. Бок о бок, скрестив руки, они наблюдали за человеком, моющим машину за автомобильной стоянкой, и спинами чувствовали тепло нагретого солнцем крыла «новы». Поднятый верх машины отгораживал их от всего остального мира, создавая впечатление полной уединенности, как на необитаемом острове.

Том сказал:

— Ты забыл, что я тоже смотрел вчера игру. Кажется, мне понятно, что так огорчило тренера. И между прочим, то, что он говорил тебе в раздевалке, никого, кроме тебя, не касается. Я никогда не спрашиваю, и он мне не докладывает, как тренирует тебя.

Робби взглянул на отца, но ничего не ответил. Далеко-далеко на пожарной станции раздался гудок на обед. Стая галок поднялась над деревьями, покрыв черными точками небо, и снова исчезла в густой листве.

— Все меняется, — задумчиво проговорил Том, — только устроишь все так, как положено, и тут ситуация выходит из-под контроля, и происходит то, что ты изменить не в силах. Как было бы здорово, если бы можно было все в жизни организовать по-своему и приказать: «Останься таким навсегда». Но ничто не вечно. Ты растешь, находишь новых друзей, и теряешь старых, поступаешь в колледж, и из твоей жизни исчезают одни люди, и появляются другие, и ты задаешь себе вопрос, почему так происходит. Но единственное, что я могу тебе ответить, — это то, что ты взрослеешь, и все эти перемены меняют и тебя самого. Любой новый человек привносит что-то новое и в твою жизнь. Любой нравственный выбор или эмоциональный всплеск меняет что-то в тебе самом. И ты должен решить, как измениться. Вот так и формируется характер.

Робби попинал гравий носком кроссовки, оглядел всю улицу.

— Другими словами, ты говоришь, что интересы команды важнее интересов Джефа.

— Я говорю, что ты должен решать сам за себя, Робби смотрел на галок, которые снова взлетели и с криками кружили над деревьями. Том положил руку на плечо сына и притянул его к себе.